Сейчас мне уже не вспомнить, кто первым пустил слух о том, что над Отшельником, живущим у Реки, не властен ни один из ядов, известных нашим ведьмам. Многие жители Поселка побаивались его, говорили, что в мыслях его опасный туман, что с его появлением участились кражи лошадей из табуна и, поплевав через плечо, шептались еще о таких вещах, после разговоров о которых вскрикивали и просыпались ночью, проклиная бесовские глаза Отшельника. Особенно часто вскрикивали и просыпались дамы.
Я часто ходил к нему, в любое время дня и ночи. Я не знаю, что тянуло меня в его хижину, однако стоило мне не увидеть его несколько дней и какая-то неизвестная сила толкала меня на полузаросшую тропинку, ведущую вниз к Реке.
Там жарко полыхал очаг, в углах сохли пучки неизвестных мне трав и черные коты следили за каждым моим движением, сверкая желтыми глазищами. Мягкий голос обволакивал, успокаивал, наполнял голову переливами колокольчиков и время останавливалось. Он мог часами рассказывать, я мог часами слушать его истории, никогда не повторявшиеся.
Он мало говорил о своем прошлом, только если очаг светился особенно уютно и тихие шорохи дождя колдовали за стенами его жилища, он ронял несколько скупых фраз, никогда не отвечая на мои вопросы или немое любопытство, горящее в моих глазах.
Иногда я ловил на себе странный взгляд, брошенный искоса, в нем не было злобы, но что именно светилось в этом взгляде – оставалось для меня загадкой. Я не знал также, почему из всех мальчишек Поселка только я мог приходить к нему и оставаться, сколько захочется. Я был избранным и тщеславному мальчишескому сердцу это было крайне приятно.
Я привык к нему, к его манере говорить, знал его привычки и научился понимать его просьбы с полуслова. Моему сердцу было тепло рядом с ним, большего я и не желал.